Луна рыдала: перестаньте

Когда светло — люди живут делами. А в темноте мечтают. Как и везде, в нашем Комолово подозрительная ночь укутывает людей вуалью загадочности и надежд. Но временами она крепко стягивает ткань на наших шеях и душит своими кошмарами. Эта невесомая ткань, легкая и прочная, к утру не оставляет следов. Меня же она душила до мяса, пока не разрезала жилы.

Пока не лишила голоса.

Спросите, о ком я? Позднее я и сам думал, кто же меня душил. И исходя из того, какая она коварная, я точно понял, что это была именно она.

Ведь от Луны не спрячешься.

—

Знаете, почему на Руси так часто изменяли в банях? Потому что там снимали крестик. Тогда и я снял свой.

Уверен, не сделай я этого перед тем, как лечь в ванну, то рассказывал бы вам эту историю, а не расписывал. В ту ночь мне было двадцать восемь лет.

Сейчас мне семьдесят четыре, и я сих пор обожаю купаться. Вид ванны не стал пугать меня после того случая, потому что я уверен — ванна была ни в чем не виновата.

Больше всего в этом деле мне нравится хвататься за поручни и скользить на спине вперед, подгибая ноги, чтобы под задницей прокатилась горячая волна.

В тот раз ванна была наполнена почти до краев, и я машинально стал повторять свой трюк. Я понял, что совершил ошибку, только когда почувствовал теплую воду в носу. Волна почему-то не прокатилась под телом, а со щелчком ударилась о дальний край ванны и накрыла меня с головой, как будто я игрался не в маленькой купальне, а в огромном море.

А потом был кит.

—

В тишине он медленно плыл, мерцая тенями — бессмысленно огромный и бесконечный. Я смотрел на него, а Луна смотрела на нас, пробиваясь сквозь воду.

Кит с ужасающей тяжестью дернул хвостом и стал поворачивался вокруг своей оси. Плавники-лапы создавали вокруг него огромную воронку, словно от гигантской мельницы. Подводный мир задрожал, и сквозь рябь я увидел огромный глаз на перевернутой голове.

А потом меня оттолкнула волна и я полетел назад, махая конечностями, как кукла.

—

Знаете, как охотники выкуривают зверей из нор? Они забивают все выходы, за исключением двух, и в одно запускают дым, который выгоняет из логова заветное животное. Оно выскакивает из одного оставшегося отверстия и попадает в расставленные сети.

Так поступили и со мной.

Я очнулся в непроглядной завесе горячего пара. Этот пар (или туман – сейчас мне кажется, что это был именно он), выкурил меня из ванной комнаты, как испуганного, ничего не понимающего зверя. Конечно, если звери хоть что-то понимают.

—

Поскальзываясь, я побежал на кухню, мокрый и горячий. Ужасно хотелось пить. Я прислонился спиной к столу, закрыл глаза и стал глотать теплую воду прямо из фильтратора.

А потом увидел, что кто-то смотрит на меня сквозь стеклянную дверь, ведущую на балкон. Наши глаза встретились меньше, чем на секунду — мои, распахнутые, напуганные, и ее — спокойные и тусклые. Я моргнул, и тут же оказался на стуле у открытого окна вместе с ней.

Сначала было непонятно, что это за существо и какого оно рода — мужского или женского. Забегая вперед, скажу, что она так и не представилась. Но если Луна — слово женского рода, тогда это точно была «она».

— Ты так моргнул, словно хотел открыть глаза и увидеть, что меня нет. — у нее был почти мужской голос. — Ты часто так со мной поступаешь — закрываешь глаза в надежде скорее увидеть рассвет и пойти на работу. Я тебе не нравлюсь?

— Н-нравишься. — ответил я.

У нее была длинная шея, бледная кожа, вытянутое лицо и острые скулы. Виски впадали сами в себя, словно их сжимали невидимые щипцы. Волос не было — только красивый долговязый череп. Какие-то части ее тела были красивые, а какие-то нет. Некоторых было не разглядеть из-под белесых шрамов. Одета она была в мою куртку, из-под которой выглядывала черная матовая ряса.

— Что тебя волнует? Расскажи мне. — Она взяла с подоконника бутылку и разлила жидкость по двум стопкам.

— Я… Мне холодно…

— Может быть, та фура, которая сбила Гришу?

Я не стал спрашивать, откуда она знает.

— Возьми. — Луна протянула мне рюмку, и мы выпили. — Красивый город, правда? Провинция нового типа.

— Красивый.

Луна прищурилась.

— Краше, чем я?

— Нет…

— Посмотри на меня. — она подставила правую половину лица под свет фонаря за окном. — Может быть, мне не хватает солнечного света? Или я недостаточно стройна? — Луна села прямо и натянула куртку за спиной, показав тонкую талию. — А так?

Я хотел успокоить ее:

— Послу…

— Тогда покурим. — Она села обратно, закинула ногу на ногу, достала из пуховика две самокрутки и одну протянула мне. — Звезды.

Мы сидели на балконе, пили и курили. Вместо табака в папиросах была какая-то бежевая пыльца, перемешанная с блестками. При каждой затяжке сигарета шуршала, как будто внутри лопались тысячи маленьких шипучек.

Время шло, и вдруг я обнаружил себя пьяным, согретым и говорящим с Луной — даже не помню, с чего мы начали наш разговор.

Зато отлично помню, чем мы закончили.

—

— Да что эти бабы? Надо самим собой заниматься. Ты же бомжара.

— Я, что, приказать себе должен? Но согласен, надо это заканчивать.

— Ну так и заканчивай. Она свихнулась, спятила она. Сбрендила.

— Я понимаю…

— Пока ты лох, все твои силы уходят на то, чтобы не выглядеть лохом. А они должны уходить на то, чтобы не быть лохом.

— Так ты сама лошара.

— Ты прав, обезьяна. Наливай и пойдем писать.

Мы выпили. Луна перевесилась через балкон, сплюнула и закрыла окно.

—

Я уверен, она сама не понимала, что делает.

Пока я, шатаясь, пытался развернуться, чтобы открыть дверь на кухню, она схватила меня сзади и развернула к себе.

— СМОТРИ! — Луна схватила меня за подбородок и показала свою руку. — ЭТИ ШРАМЫ! ЗНАЕШЬ, НА ЧТО МНЕ ПРИХОДИТСЯ СМОТРЕТЬ В ВАШЕМ ГОРОДЕ? — внезапная вспышка ярости стала затихать, но хватка не ослабла. — П-перестаньте! — Луна опустила голову и расплакалась — Тебе не повезло. Прости меня… Знаешь, я некоторым образом связана с водой, и мне очень жаль, что… что… — она судорожно задышала и попыталась успокоиться. — Что ты оказался прямо напротив меня. Пожалуйста, расскажи всем об этом… Ты же захотел начать писать.

Я попытался вырваться, но не смог сдвинуться с места.

Луна зажмурилась и вцепилась своими тонкими пальцами в мое горло, разрезая мышцы и жилы — видимо для того, чтобы ее слова не нашли выхода в ненадежных пересказах, не растворились в перемолвках, а сохранились на бумаге.

Затем снова был кит.

—

Я видел его уплывающим в сумрачной предрассветной воде. Огромное туловище уже пропало где-то впереди — кит уплывал в глубины самого себя. Мощный хвост медленно поднялся и опустился. Я приготовился к тому, что меня снова закружит гигантская подводная волна.

И она закружила меня.

—

Я сидел в ванне. Вода стекала с лица. Я хотел закричать, но не смог. С тех пор я не сказал ни слова.

Первые три дня было страшно, потом обидно, месяц я злился, год страдал, а через десять лет боль начала утихать.

Потом я смирился. Советы Луны все еще не забылись, и жизнь моя стала налаживаться. Счастье действительно становилось непринужденным, а груза на плечах почти не осталось. Мне было уже шестьдесят, и я был благодарен Луне.

Только сейчас, спустя еще четырнадцать лет, я смог написать этот текст. Я жалею, что так долго тянул с ним, и надеюсь, что Луна успокоилась без меня. Не хочется думать, что она провела это время в ожидании, переминая свои тонкие пальцы и наивно веря в свой план.

Но чем ей поможет этот текст? Ее хрупкая попытка напомнить о себе была смешной еще тогда. Надеюсь, я не был ее единственной надеждой.

Я часто смотрю на нее со своего балкона — каюсь, что подвел ее и молюсь, чтобы она справилась. Моя смерть уже близко, и только сейчас я понимаю, насколько для Луны была важна ее просьба. Но что-то мне подсказывает, что ничего не случится.

И это рвет мою старую душу.